Дороти Сэйерс - Загадочная смерть [Strong Poison] (перевод Е.И. Саломатиной)

— Я уверена, что ему очень приятно. — Миссис Булфинч хихикнула и припудрила свое крупное бледное лицо.

— Миссис Булфинч до брака была душой салун-бара в «Девяти кольцах» на Грейз-Инн-роуд, — сказал мистер Паркер, — и была всем известна своим очарованием и остроумием.

— Ну-ну, — сказала миссис Булфинч. — Вы тот самый человек, правда? Не обращайте на него внимания, ваша светлость. Вы же знаете, какие эти парни из полиции.

— Гнусные псы, — подтвердил Уимзи, кивнув. — Но мне не нужны его рекомендации, я доверяю своим собственным глазам и ушам, миссис Булфинч, и могу только сказать, что, если бы я имел счастье познакомиться с вами до того, как стало слишком поздно, то целью всей моей жизни стало бы утереть слезы мистеру Булфинчу.

— Вы точно так же хороши, как и мистер Булфинч, — ответила леди, очень польщенная, — а что бы он вам сказал, я уж и не знаю. Он очень обеспокоился, когда к нам зашел офицер и попросил меня заглянуть в Ярд. «Мне не нравится это, Грейси, — сказал он, — у нас здесь всегда было респектабельное место и никаких проблем с порядком, никаких спиртных напитков в неположенное время, а как только попадешь к этим парням, так уже и не знаешь, какие тебе могут задать вопросы». — «Не будь таким глупым, — сказала я, — мальчики все меня знают и ничего против меня не имеют, а если мне нужно только рассказать им о том джентльмене, который забыл пакетик в «Кольцах», то я не имею никаких возражений, так как мне не в чем себя упрекнуть. Что они подумают, — сказала я, — если я откажусь прийти? Десять к одному, они подумают, что в этом есть что-то странное». — «Хорошо, — сказал он, — я пойду с тобой». — «Да? — сказала я. — А как насчет нового бармена, которого ты собирался принять на работу сегодня утром? Потому что я никогда не привыкну подавать графины и бутылки, и ты можешь делать с этим что хочешь». Я ушла и оставила его заниматься этим делом. Заметьте, именно за это я его и люблю и, вообще, не скажу ничего плохого о Булфинче. А полиция там или не полиция, я считаю, что смогу за себя постоять.

— Именно так, — терпеливо сказал Паркер. — Мистеру Булфинчу не стоило беспокоиться. Единственное, что нам от вас нужно, — это чтобы вы рассказали нам все, что сможете вспомнить о том молодом человеке, и помогли нам найти белый бумажный пакетик. Вы можете спасти невинного человека от осуждения, против чего, я уверен, ваш муж не стал бы возражать.

— Бедняжка! — сказала миссис Булфинч. — Я помню, когда я прочла отчет о заседании суда, я сказала Булфинчу...

— Минуточку. Если вы не возражаете, начнем именно с начала, миссис Булфинч, лорду Питеру будет понятнее.

— Ну конечно, милорд, до того, как я вышла замуж, я была барменшей в «Девяти кольцах», как сказал главный инспектор. Мисс Монтейг я была тогда — эта фамилия лучше, чем Булфинч, и мне было почти жаль расставаться с ней. Но Боже мой! Девушка вынуждена стольким жертвовать, когда выходит замуж, что еще одна жертва ничего не значит. Я работала только в салун-баре, потому что там, где пьют пиво, не очень изысканное общество, а в бар все-таки по вечерам очень часто заглядывали милые джентльмены-юристы. Ну, как я уже сказала, я работала там до свадьбы, которая состоялась в банковские выходные в августе, и я помню, как однажды вечером вошел джентльмен...

— Вы не можете вспомнить дату?

— Точный день не могу, не буду врать, но это было где-то около самого длинного летнего дня, потому что, я помню, что-то говорила об этом джентльмену, ну, чтобы поддержать разговор, понимаете?

— Это достаточно близко, — сказал Паркер, — где-то около двадцатого или двадцать первого июня?

— Да, примерно так. А что касается времени, это я могу сказать вам — я знаю, какое значение вы всегда придаете стрелкам часов.

Миссис Булфинч снова хихикнула и лукаво оглянулась в поисках одобрения:

— Там сидел джентльмен — я его не знала, и он спросил, в котором часу мы закрываем. Я сказала ему, что в одиннадцать часов, а он обрадовался: «Слава Богу! Я думал, что меня выпроводят в десять тридцать!» А я посмотрела на часы и сказала: «О! У вас еще есть время, сэр. Мы ставим эти часы на четверть часа вперед». На часах было двадцать минут одиннадцатого, поэтому я знала, что на самом деле было пять минут одиннадцатого. И мы немного поговорили о том, как все время пытаются сократить нашу лицензию до десяти тридцати, но у нас есть хороший друг в суде, мистер Джадкинс... и пока мы обсуждали это, я хорошо помню, вошел молодой джентльмен, можно даже сказать, почти ввалился, и прокричал: «Дайте мне двойной бренди, быстрее!» Но я не хотела сразу его обслуживать, он выглядел таким бледным и странным, что я подумала: он уже выпил один или два бренди после восьми часов, а наш хозяин очень строго следил за этим. И все же он разговаривал нормально — ясно, не повторял слова, ничего такого, а его глаза, хоть они и могли показаться немного странными, все-таки не смотрели в одну точку, если вы понимаете, что я хочу сказать. Знаете, в нашем деле очень быстро начинаешь разбираться в людях. Он вроде как оперся на бар, весь сжался, согнулся пополам и говорит: «Сделай покрепче, милая, мне ужасно плохо». Джентльмен, с которым я разговаривала, говорит ему: «Послушайте! Что случилось?» — а тот ему отвечает: «Я чувствую, что заболел». И он вот сюда положил руки!

Миссис Булфинч схватила себя за талию и драматически повела глазами в сторону.

— Ну, тогда я увидела, что он не пьян, и смешала ему двойной «Мартель» и капельку содовой, а он проглотил это и сказал: «Вот, уже лучше». А другой джентльмен обнял его за плечи и помог ему сесть. В баре было еще много народу, но они вряд ли что-то заметили, потому что говорили о новостях с бегов. А потом джентльмен попросил у меня стакан воды, и я принесла его, а он сказал: «Извините, если я вас испугал, но у меня только что был сильный стресс, и, наверное, он дошел внутрь. Я подвержен желудочным приступам, — сказал он, — и любой стресс или беспокойство всегда влияют на мой желудок, возможно, это снимет боль». И он вытащил белый бумажный пакетик с каким-то порошком, высыпал его в стакан с водой, размешал авторучкой и выпил.

— Он зашипел или что-нибудь в этом роде? — задал вопрос Уимзи.

— Нет, обычный порошок. Он выпил его и сказал: «Это все улаживает», или «Это все уладит», или что-то подобное. А потом он сказал: «Большое спасибо. Мне сейчас лучше, и я, наверное, пойду домой, вдруг меня снова прихватит». И он приподнял шляпу — он был вполне джентльменом — и ушел.

— Как вы думаете, много он положил в стакан порошка?

— Да, довольно много. Он не отмерял его, ничего, высыпал прямо из пакета. Где-то около десертной ложки, я думаю.

— А что с пакетом? — подтолкнул ее рассказ Паркер.

— А, да, — миссис Булфинч взглянула в лицо Уимзи и, казалось, осталась довольна производимым ею эффектом, — мы как раз проводили последнего клиента — минут в пять двенадцатого, наверное, — и Джордж закрыл дверь, когда я заметила что-то белое на сиденье. Я подумала, что это чей-то носовой платок, но это был белый бумажный пакетик. И я сказала Джорджу: «Смотри! Джентльмен забыл здесь свое лекарство». Это был обычный аптечный пакетик, ну, вы знаете, с загнутыми концами и приклеенной поперек этикеткой, но там не осталось ни кусочка этикетки.

— Вы даже не смогли определить, была ли она напечатана черными или красными буквами?

— Сейчас, сейчас, — миссис Булфинч задумалась. — Пожалуй, нет. Мне кажется, где-то на пакетике было что-то красное, но я не могу ясно вспомнить. Нет, я бы не поклялась в этом. Я только знаю, что там не было никакого имени и ничего не было напечатано, потому что я внимательно осмотрела его, чтобы понять, что же это такое.

— Я надеюсь, вы не пытались его пробовать?

— Ну уж нет. Это ведь мог быть яд или что-нибудь еще. Я же говорю вам — он был очень странным клиентом.

(Паркер и Уимзи обменялись взглядами.)

— Вы подумали об этом еще тогда, — спросил Уимзи, — или это пришло вам в голову позже — после того как вы прочли об этом деле в газетах, например?

— Я подумала об этом в тот же момент, конечно, — раздраженно ответила миссис Булфинч. — Я же говорю вам, что именно поэтому и не попробовала порошок. Я это же сказала и Джорджу. И кроме того,, если и не яд, это мог быть «снежок»[10] или что-нибудь подобное. «Лучше не прикасаться к нему», — вот что я сказала Джорджу, а он предложил: «Брось его в огонь». Но я не захотела — джентльмен мог вернуться за ним. Поэтому я засунула его на полку за стойкой бара, где держат спиртное, и больше не думала о нем, пока не зашел ваш полицейский и не начал меня расспрашивать.

— Его там ищут, — сказал Паркер, — но кажется, нигде не могут найти.

— Ну, не знаю. Я туда его положила, а в августе я ушла из «Колец», поэтому я не могу сказать, что с ним случилось. Наверное, они его выбросили, когда делали уборку. Хотя, минутку, я ошиблась, когда сказала, что больше не вспоминала о нем. Когда я читала отчет о заседании суда в «Ньюс оф зе уорлд», я сказала Джорджу: «Я не удивилась бы, если бы оказалось, что это тот самый джентльмен, который зашел в «Кольца» однажды вечером и так ужасно выглядел, — ты только представь себе!» Я прямо так и сказала. А Джордж сказал: «Не фантазируй, Грейси, девочка моя; ты ведь не хочешь оказаться замешанной в уголовном деле». Джордж привык всегда ходить с гордо поднятой головой.